Да, учителя жаловались, что дети не посещают школу. Но даже не хотели помочь. Учителя говорили: “Ох, когда их уже куда-нибудь денут, нам зачем, чтобы тут детские вещи лежали”, и так далее. И все в присутствии детей.

Да, может быть, они плохо одеты и плохо пахнут, но это же не причина, чтобы унижать детей! А Надя теряла дар речи, разговаривая с учителями, терялась. Поэтому были сложности. Так что в подобных ситуациях вовсе не все упирается в родителей. Многое зависит и от окружения».

Лариса Артемова хорошо отзывается о детях: «Рита – замечательная девочка, любознательная, возвышенная, хорошо учится. Лида –  способная девочка. При этом ее вместе с мальчиками отправили в коррекционную школу, заодно. Нам сказали: “А они тут не по интеллектуальным признакам, а по социальным”. А разве по этим причинам можно детей отдавать в коррекцию?! А родителям сказали  так: “Тут им будет полегче, не будут уставать”.

Да, Егору действительно нужна была коррекция, но 7 вида, у него речевые нарушения. Сейчас у него уже запущенность, конечно, уже трудно догнать программу».

«Да, это непростая семья и непростые дети. Это не ситуация, когда все решили, помогли  и пошли дальше, – говорит Александра Иванова. – Бывает, что у семьи краткосрочный кризис и нужно помочь. А тут кризис долгий, когда все участники процесса адаптируются к нему, а это требует глубокой работы и предполагает много трудностей».

Но трудно, когда вместо партнерства со стороны других организаций или людей сталкиваешься с конфронтацией, отмечает Александра: «Ведь школа – это партнер, но поддержки нет, и это мешает. Да, эти дети не очень вписываются в общую норму… да, этот фактор нельзя игнорировать. Да, слаб родительский контроль.

Но почему такая позиция школы, почему негатив и гонения? От этого ведь дети еще больше не хотят идти в школу. Нет нацеленности педагогов на решение проблемы. Потом дети подрастают и понимают: я так жить не хочу, я не хочу столько собак. Им уже важно, чтобы их одежда была чистой, они становятся подростками, они уже неравнодушны к своему внешнему виду. Они уже сами, вырастая, будут делать выбор.

Но тот факт, что они в принципе могут сделать этот выбор – это заслуга того, что они живут в семье, где нет насилия, и одновременно общаются с людьми, которые помогают расширять их кругозор, не обесценивая и не унижая родительские ценности.

Надо просто понять, что ситуация Мальцевых – это не столько их вина, сколько их беда. Нельзя считать, что за эту ситуацию ответственна только семья.

Здесь много участников – и органы опеки, которые в свое время изъяли Надю, отправили в детдом, а потом вернули обратно к пьющей матери. Судебная система, которая 16-летнему мальчишке, воспитаннику детдома, дала 4 года тюрьмы за мелкое воровство.

Почему-то мы виним только самых слабых и требуем только от них. При этом за прошлые ошибки системы никто не несет ответственности. И никто не будет нести в будущем. Хотя за этим стоят разрушенные судьбы других людей. И сейчас мы повторяем тот же сценарий, хотя уже понятно, что он не работает».

Как объясняет Олеся Деснянская, координатор программы «Профилактика социального сиротства», тому, что дети не ходили в школу (одна из претензий органов опеки), тоже есть причина. Их там просто дразнили из-за запаха и странного вида.

«Совместно с родителями мы смогли перевести детей в интернат на пятидневку в Электросталь, куда их в понедельник отвозил наш социальный работник, а в пятницу – забирал отец.

В Электростали также учится в ветеринарном колледже 17-летняя Рита. Любовь к животным ей передалась от мамы, и она учится только на четверки и пятерки. Надя очень гордилась, что может ей помочь – оплатить учебу материнским капиталом. Сейчас не очень понятно, как она будет продолжать учебу с учетом, что ее тоже изъяли из семьи», – говорит Олеся Деснянская.

Подобная картина жизни — норма для семьи Мальцевых, и дети к этому уже привыкли

Суды по лишению родительских прав Нади и Кости проходили уже 5 раз, в разные годы, но судьи отклоняли иск, потому что не считали возможным разлучить семью, где родители и дети любят друга, несмотря на бытовые ужасы.

Возможно, масла в огонь подлили и недавние истории с обнаружением «детей-маугли» в «нехороших квартирах» с горами мусора, вот и балашихинские власти решили подсуетиться, чтобы не быть потом обвиненными в бездействии.

«Можно понять и опеку с КДН, которые внезапно заняли жесткую позицию – “детей необходимо немедленно изъять”, хотя обычно такие жесткие меры принимаются только при наличии прямой угрозы для жизни и здоровья. С учетом поднявшейся шумихи в СМИ, привлечения Следственного комитета и прокуратуры, они очень боятся оказаться крайними в этой ситуации – потерять работу или, еще хуже, оказаться под следствием», – замечает Олеся Деснянская.

«Почему-то в таких ситуациях никто не сочувствует детям, самым уязвимым и беспомощным в этой ситуации. Детям, к которым сегодня в квартиру ворвалась толпа народу – судья, опека, КДН, СМИ… Которым врали, что их везут в суд, а на самом деле отвезли в детский дом. Рите, которая не знает, как будет продолжать учебу. Диме, которого все утро рвало от страха и нервов. Лиде, которая рыдала от собственного бессилия…

Здесь тоже есть праздники, как у всех нас, и цветы, и моменты радости

Для таких детей детский дом опасен вдвойне. Они привыкли к свободе и никогда не сталкивались с насилием в своей адрес, поэтому велика вероятность, что они начнут бунтовать и сбегать, и в итоге попадут в психиатрическую больницу, где их сломают так же, как в свое время система сломала Надю и Костю.

Многолетние усилия родителей и волонтеров окажутся напрасными, через несколько лет в эту квартиру вернутся травмированные дети с такой же дырой внутри, как и у их родителей».

Фонд и семья готовят апелляцию в суд, чтобы добиться возвращения детей в семью. Есть предложение разрешить детям жить с отцом в съемной квартире. «Мы будем бороться до последнего», – говорит Надя, и ее голос снова дрожит.

«Изъятие детей – годное наказание!»

В своем доме детям комфортно. здесь они — в знакомом и понятном им мире

Мнения в соцсетях разделились. Одни убеждены, что действия органов опеки правильные. Ведь, по сути, если бы детей не изъяли, все бы продолжалось, а это стало толчком к изменению ситуации, спровоцировало семью хоть на какие-то действия.

Правда, напоминают пользователи соцсетей, такое уже было, в квартире уже делали ремонт, вывозили животных, детей забирали и возвращали, и жилье снова приходило в первоначальный ужасный вид. А еще, отмечают комментаторы, надо ведь подумать и о жизни соседей, каково им? Они фактически заложники ситуации.

Отсутствие денег, считают пользователи соцсетей, не оправдание грязи: «Я жила в коммуналке, были 1990-е, денег не было, на еду не хватало. Но пол мы мыли каждый день, и за соседями тоже. И пыль протирали, и вещи стирали на руках куском хозяйственного мыла. У нас в квартире были кровати, стулья, да стол, но идеальная чистота. А ад бытовой себе создают сами люди, и это все идет из головы».

«Интересно, как бы рассуждали вы, если бы выросли на помойке? Вот жили бы в землянке среди мусора, а потом, бац, оказывается, есть другой мир. А ну-ка свою помойку по санитарным нормам устрой. Тут ни при чем лень или разгильдяйство. Это опыт – и опыт у этой семьи, благодаря нашему государству, кстати, которое вернуло Надю после изоляции в детском доме в помойку с долгами и лишенной прав полоумной матерью. Не  могло быть по-другому просто», – парируют в ответ противники изъятия детей.

«Люди, сами выросшие в детском доме, многого так и не умеют. Не знают, как чай заварить. Детей вырастили, слава Богу. А критического мышления не имели. Вот в сознании, что жить в мусоре – норма», – поясняют они.

Елена Альшанская, президент фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам», напоминает: в органах опеки работают такие же люди, как мы с вами. Они в России, к сожалению, не имеют глубоких знаний в детско-родительских отношениях, психологии и социальной работе. Поэтому судят о ситуации, которую видят, как каждый из нас:

«И поэтому, входя в квартиру семьи (по вызову, опека не обходит квартиры, а реагирует только на сигнал), они смотрят на нее самыми обычными глазами. Вашими. И, конечно же, видит то, что видят глаза, наличие или отсутствие внешних признаков того, что у нас принято считать неблагополучием».

А еще в детских домах практически нет детей, которых отобрали бы из-за реальной угрозы их жизни и здоровью. Их изымают из семей по сотне других причин. И могут даже тут же поставить в банк данных на устройство в приемные семьи, пока их кровные родители бьются за право вернуть детей себе.

Птицы в семье считаются питомцами детей. Рита, когда ее с братьями и сестрой увозили в детский дом, запретила отдавать попугаев. Сейчас птицы ждут возвращения своих хозяев

«Во всем мире такая мера, как отобрание детей, и уж тем более лишение родителей прав, считается крайней. Когда нет других мер воздействия, которые сработают, и когда вред, наносимый ребенку, настолько ощутимый и стопроцентный, что у нас не остается и тени сомнений, – говорит Елена Альшанская.

– Так и должно быть. Потому что жизнь людей, семья – это хрупкая вещь. Один из ключевых элементов, который позволяет людям чувствовать себя в безопасности и нормально и полноценно развиваться – это даже не частная собственность, как говорят многие, и уж точно не чистый пол и цивилизованный туалет, а уверенность в том, что их общение и отношения с другими людьми, и уж тем более внутри семьи – неприкосновенны».

Комментарии экспертов

Наталия Мишанина, психолог фонда «Арифметика добра»:

– Да, конечно, в нашем восприятии обывателя, – условия ужасные, и в них дети жить не могут. Да, мои дети жили в чистоте и заботе. Но чем мы похожи с этой семьей – мои дети тоже жили в любви. Однако у меня есть ресурс – заботиться, поддерживать чистоту, воспитывать детей. Я вижу, что ресурс любви есть и здесь: ведь дети не испорчены, они хорошие, они ходят в школу. Эти родители не сделали аборт, не отказались от своих детей, не выкинули их, они берегут свою семью. Они сохранили свое маленькое, пусть и беспорядочное пространство для сохранения любви.

Но я могу отдавать любовь, потому что я наполнена любовью. Там родители сами воспитывались в детском доме. Они пытаются сохранить в себе эти крохи любви и делятся тем, что есть, этими крохами, со своими детьми.

Мама здесь очень милосердна, об этом говорит и то, что она не может пройти мимо щенка или котенка. Где им, взрослым людям, жившим в детском доме, научиться семейной жизни, воспитанию большого количества детей? В этих людях много человеческих качеств – человечности, добросердечности, теплоты. Но мало навыков – навыка ухода за детьми, за домом, и так далее.

Я не вижу смысла в изъятии детей. Дети уже адаптированы к такой жизни. А вот без родителей они как раз потеряют опору. Кроме того, на таких детях на самих лежит ответственность – за свой дом, за этих собак и кошек, за своих инфантильных родителей, наконец.

Эти дети – взрослые по своей ментальности, по внутреннему состоянию. Да и по возрасту они уже подростки, поэтому их мнение важно знать. А хотят ли они жить в приюте? Хотят ли разлучаться со своими родителями?

В этой семье много любви. Но сейчас эту любовь разорвали по частям. Сейчас эту семью надо поддержать, и фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» сейчас делает правильную работу. Семью нужно вытащить из тяжелой ситуации, и, конечно, вернуть детей.

Александра Марова, директор Благотворительного фонда профилактики социального сиротства:

– В нашей системе есть ряд проблемных и болезненных вопросов, нерешение которых приводит к поломанным судьбам детей и их родителей. Нет объективных инструментов оценки ситуации и принятия решений. Существует лишь единый официальный акт обследования жилищно-бытовых условий, который предполагает оценку преимущественно внешних составляющих, как в квартире или доме, грязно или чисто, есть еда или нет еды и так далее.

К тому же специалисты опеки, которые проводят проверку, – это чиновники, мало что знающие о детско-родительских отношениях, о социальной психологии, о жестоком обращении и о его развитии, однако они приходят к вам в семью, для того, чтобы оценить именно эту тонкую сферу человеческих отношений.

Как они это сделают без специальных знаний и без определенной профессиональной позиции? Исключительно опираясь на свое личное, а значит, субъективное, представление о том, что хорошо и что плохо. Это непрофессионально.

В-третьих, до сих пор не сформирована культура и этика при проведении оценки и оказании помощи. Помощь оказывают так, что от нее хочется убежать и спрятаться. А сами специалисты этого как будто не видят и искренне удивляются, почему семья не хочет с ними взаимодействовать.

Наконец, единственная мера безопасности, которую наша система умеет применять – это перемещение ребенка из семьи в учреждение, что является катастрофой для детской психики. И это при всем при том, что есть множество вариантов, которые надо всего лишь проработать: начиная от родственников и близких знакомых, готовых временно принять детей, заканчивая перемещением детей с тем родителем, который невиновен, в социальные приюты, которых сейчас не так уж и мало.

Пятое, система совершенно не делает отличий между родителями, представляющими прямую опасность для своих детей, и где высокие риски угрозы жизни, и теми родителями, кто не представляет никакой угрозы ребенку, но просто находится в кризисной ситуации или не вписывается в общепринятые нормы.

Меня очень удивляет с какой легкостью мы беремся судить о том, достойна эта несчастная женщина быть матерью или нет.

Да, у нее очень грязно и мерзко дома, да, у нее есть определенные странности, и она точно не вписывается в представление благополучного человека о том, какой должна быть мать. Но ничего из этого не означает, что она не может быть матерью только потому, что часть общества решила по-другому.

Взрослые люди при должностях берут на себя принятие таких тяжелых решений, не взвешивая последствия. Очевидно, что дети будут страдать и бегать к матери и отцу, что оторвать от родителей детей означает дать им карт-бланш пуститься во все тяжкие, а значит, проблема соседей будет не просто не решена, а имеет шанс в разы усугубиться.

Источник и фото: https://www.miloserdie.ru/